В поисках Зины

– Тихо! Тихо! – кричала председатель, бегая вдоль узкой, разбитой, но асфальтированной центральной улицы села Макарово. – Да уймитесь же вы! Михалыч приехал!

Но толпа продолжала галдеть. В селе редко случались массовые собрания, и народ по ним откровенно соскучился. Даже День Села, раньше проводившийся с таким размахом, давно канул в лету. Хотя, можно ли назвать «с размахом» мероприятие в деревне с одной тысячей жителей?

Внезапно, на дороге около толпы резко затормозил К-700, знаменитый когда-то, желтый «Кировец», с колесами в человеческий рост. Так резко, что неуверенно качнулся на могучих передних рессорах, клюнув носом. Дверь кабины открылась, и в ней показался невысокий старичок, в сером пиджачке, удобных тренировочных штанах с тремя полосками по бокам, галошах с шерстяной подкладкой и старой и замасленной фуражке. Впалые щеки, покрытые седой щетиной, кустистые брови свисают над глазами, но взгляд слегка прищуренных глаз – твердый и уверенный.

— Нашел Зину-то? – крикнул басовитый голос из толпы.

— Ага. – повернулся и крикнул дед, уже спускаясь по лестнице. – Щас всё расскажу, дайте отдышаться, Колюня под пятьдесят гнал.

— Так я это… — тот самый Колюня, тракторист, высунулся из кабины с противоположной стороны. – Народ-то собрался уже, того и гляди в город двинут, жди беды тогда…

Михалыч уже стоял на асфальте и прикуривал папиросу. Руки немного тряслись, но многолетняя привычка давала о себе знать – получилось с первой спички, несмотря на ветер. Толпа немного приблизилась, образовав подобие полукруга, в центре которого находился Михалыч и К-700. Колюня хотел было отъехать, но на колесах уже повисли дети, и ничего не оставалось, как заглушить двигатель.

— Ну, рассказывай, не томи! – председатель положила руку на плечо Михалыча и легонько потрясла. – Где Зина-то? Когда вернется?

Михалыч глубоко вздохнул, сделал еще пару затяжек, бросил длинный окурок на землю и тщательно растер ногой. По его виду уже было понятно, вернется ли Зина.

— Не вернется. – коротко сказал Михалыч и замолчал.

В толпе стало непривычно тихо. Взгляды, прежде устремленные на Михалыча, обратились на землю, трактор, старенькое сельпо, ряд ларьков, в затылок впереди стоящего. Верить никому не хотелось.

— Погоди, Михалыч… — председатель сделала шаг назад и пристально поглядела на деда. – Ты расскажи, как дело-то было…

— Да, Михалыч, давай, рассказывай, не томи! – закричали из толпы. – Чего она там делает-то, в городе? По медицине, или чё?

— По медицине, ага. – кивнул Михалыч и потянулся за следующей папиросой. – Сейчас расскажу.

Значит, приехал я в город. Где искать – черт его знает, но немного покумекал – куда еще может сельская врачиха податься, если не в больницу? Ведь не менеджером же? (Михалыч говорил именно «менеджер», а не привычное нам «мэнэджэр»).

Ну, думаю, надо по поликлиникам идти. Начал с районной – ведь и Зина из района? Пришел, значит, ходю, смотрю – не могу найти. У них там это, плакат висит, вроде как наши врачи – там тоже нет. Пока стоял, рассматривал, подошла медсестричка – молодая такая, красивая, в полной, значит, боевой раскраске. Говорит – чего это ты, дед, тут разглядываешь? Плакат-то лет десять висит, как к приезду губернатора-то повесили, так только пыль и протираем на Новый Год.

А что, спрашиваю, милая, у вас тут врачиха наша не появлялась? Зиной зовут. Говорит – нет, давно не было, я бы знала – на расписании сижу. Так и ушел, несолоно хлебавши.

Потом попёрся в горбольницу. Думал, тоже постою у плаката, авось кто подойдет, поможет.

— Хрена дождешься от городских-то. – донесся сверху голос Колюни. – Подыхать будешь – не подойдут, даже карманы обшманать.

— Верно говоришь. – кивнул Михалыч. – Там и плаката-то нет – телевизер висит, с расписанием, значит. А я, как назло, очки-то дома оставил – я ж только для газеты их надеваю. Вот и стоял, всматривался, пока не подошла бабка какая-то. Подруга, говорю, помоги – не вижу ни зги, прочитай мне фамилии врачей-то. Ну она прочитала – нету там Зины.

А что, спрашиваю, тута все врачи? Нет, говорит, только те, что сегодня принимают. Совет дала – иди в окно справок, там всё знают. Только это, сразу настройся, говорят – хамить будут. Ну, говорю, нешто мне ругани бояться? И пошел.

Простоял в очереди полчаса – нас там трое было, но медсестра в окошке ускакала куда-то, коза. Когда вернулась, спросил – нету ли, милая, у вас тут Зины-врача? Она как пошла орать, про какие-то там персдан… персондан…

— Персональные данные? – подсказала председатель.

— Ага, вот-вот! – обрадовался Михалыч. – Не скажу, говорит, хоть ты тресни! Я уж собрался было сдаться, да решил соврать – милая, говорю, Зина-то дочка моя, только телефон я ее потерял, вот приехал проведать, сказала в больнице работает, два дня бегаю, не могу найти. А коза эта ни в какую.

Пошел на улицу, сел на лавку, закурил. Тут подбегает какой-то мужичок, в черной форме, с нашивкой – вроде охранника, что ли. И браво так мне на ухо-то подсел – курить, мол, тут нельзя, дед, сейчас штраф будешь платить. Я не выдержал, вскочил, наорал на него – чего, мол, ты, детина, к старому человеку прикопался? Заняться, что ли, нечем больше? Ты иди, поработай с моё, погни спину на страну, которая потом и имени твоего не вспомнит, тогда и будешь меня учить!

Тот аж покраснел, задыхаться начал – черт его поймет, то ли со страху, то ли щас морду начистит. Схватил меня за пиджак, да как дёрнет – я аж подскочил. Чуть рукав не оторвал, ирод. А этот вцепился, не отпускает, трясёт за рукав. Ну щас, говорит, дед, конец тебе придёт. Готовь пенсию, штраф уплотишь, или суши сухари – пойдешь улицу мести. Ну, думаю, пропал Михалыч.

— Так дал бы в дыню ему, да и дело с концом! – крикнул кто-то из толпы. – Коли охранником в больнице работает, так дрыщ, значит, несусветный!

— Ну и я так подумал! – продолжил Михалыч. – Чего я, зря что ли в разведке-то служил? Хоть и контуженный, нешто эдакого толстозадого не ушатаю? Да я таких в сорок третьем табуном через фронт переводил, связав в цепочку, как верблюдов!

Ну вот, только я, значит, приноровился в ухо-то ему заехать, сзади кричат – стой! Охранник обернулся, меня отпустил – испугался, значит. Смотрю – та козочка из окна справок бежит. Видать, совесть заела. И туда же, врать, как я давеча – иди, говорит, Сережа, дальше патрулируй, это дед мой, из деревни, туповатый он, не серчай.

А обрубок этот не унимается – нет, говорит, закон один для всех, понаехали тут, свои порядки устанавливаете. Замету деда, как пить дать. И плевать мне, что он твой родственник.

Ну конечно, плевать – говорит девчушка. Тебе вообще на всех плевать, как и всем – на тебя. Бессмысленный ты, говорит, кусок чего-то там (честно, не расслышал). Тут больница, врачи, люди ходят, нафига ты тут вообще нужен, прихвостень? Шарашишься с утра до вечера, коляски мамочкам не даешь внутрь затаскивать – не положено ведь, они и мокнут под дождем. Сам-то не мокнешь, внутри прячешься, чтобы тело своё жирное не намочить.

Разошлась, в общем, девчушка. Охранник аж трясётся весь, к ней шагать начал, руки подымать – тут у меня, видать, привычка старая сработала. Сообразить не успел, как в ухо ему двинул, и подхватить успел, пока не шлёпнулось тело оземь-то – ну, как языков брали, бесшумно. Усадил на лавочку, кепку на рожу надвинул – спит вроде как.

А девчушка стоит, улыбается, не испужалась – молодец. Ну ты даешь, говорю. Врёшь, и не краснеешь. И не боишься – поди, как очнется, жаловаться побежит? Нет, говорит, не побежит. Он только со стариками смелый, да с медсестрами, пока не пошлют. Ничего, не бойся, дед, всё нормально будет.

Улыбается, значит, села рядом, и шепчет потихоньку. Чего шепчет – понять не могу. Попросил погромче говорить – повторила. Нету, говорит, у нас никакой Зины, проверила по компьютеру. Поезжай, говорит, дедушка, в районную, может там. Ну я ей и говорю – был, доченька, в районной, нет там Зины.

Девчушка призадумалась, достала телефон-то, давай там ковыряться. Думал, звонить куда будет, может в дурку, чтоб меня забрали – ан нет, у нее там карта какая-то, в телефоне. Спросила, кто Зина по специализации – говорю, врачиха деревенская, всё село лечила, от всех болезней, даже резала нас, и зубы драла. Она еще подумала, и говорит – ну, раз ни в районной, ни в городской нету, значит, стало быть, в платной.

Сейчас я, говорит, тебя научу. Ты там, дед, не вздумай про свою Зину спрашивать. Они вообще пожилых не любят – у вас же денег нет, если приходите в платную больницу, то за ерундой какой-нибудь. Скажи, что хочешь полечиться. Деньги есть у тебя?

Две тыщи, говорю, насобирали всем селом, на поездку-то. Девчушка сквасилась, призадумалась. Вдруг вскочила и говорит – посиди, я сейчас, и убежала в больницу опять. Я опять закурил – чё, поди, нету тут второго охранника? А этот сидит, посапывает, даже храпеть начал, слюни потекли. Я евоной шапкой вытер, чтоб никто не заметил – подумают, что дурно стало, позовут врачей.

Девчушки не было с четверть часа. Скоро уже этот малохольный очнуться должен – надо бы удочки сматывать, но, слава Богу, выбежала, с бумажкой какой-то. Подошла, села, в карман пиджака тихонько сунула, говорит – это, дедушка, особое направление. Дашь им в платной-то, скажешь, что из поликлиники, они прочитают и поймут. Вроде как мы тут тебя лечили, но не поняли, чем ты болеешь, и направляем тебя в платную, и за лечение заплатим. Им это главное – чтобы платил кто-нибудь. Только сильно не шикуй – скажи, что сначала осмотр тебе нужен, а лечение – только по согласованию. Пусть сначала напишут, чего назначили, и, мол, ты подумаешь и решишь. Понял?

Понял, говорю. Надо же, какая хорошая попалась. И ведь улыбается опять – эх, жалко, старый я, такая красота пропадает… Ну что, поблагодарил, обнял на прощание, да пошел. Она остановила – сколько, говорит, этот-то просидит? Еще минут пятнадцать, и проснется. Башка маленько погудит, а так – ничего. Поди, не будет жаловаться? Девчушка улыбнулась – не бойся, дедушка, застыдится, ведь старичок, уж прости, в ухо-то дал. Молчать будет, как рыба об лед.

Дошел я, значит, до платной поликлиники – она через дорогу была. Видать, поближе расположились – чтоб, кто замучился в очереди сидеть, к ним бежал. Захожу – как в космос попал! Стены белые, аж блестят, везде диваны стоят, пальмы растут, тока что водки не наливают. Подошел к девочке, та смотрит как-то подозрительно – поди, думает, дверью ошибся.

А я ничего, сел, ногу на ногу, бумажку достал из кармана, и шлёп ей на стол. Взяла брезгливо, двумя пальчиками, глазками своими пробежалась – и дурь-то как рукой сняло!

Здравствуйте, говорит, Фома Кузьмич! Я сначала растерялся – чего это она меня Фомой кличет, я ведь Никифор. Тут только докумекал – медсестра ведь имени моего не знала, когда бумажку заполняла. Ну, думаю, сейчас паспорт спросит, и провалится последняя разведоперация старого Михалыча!

Нет, не спросила. Велела обождать минутку, телефон взяла, позвонила куда-то, и вскорости прискакал мужичок – толстенький такой, но лощёный, в костюме, значит, при галстуке, башмаки блестят. Пройдемте, говорит, Фома Кузьмич.

Ну встал я, пошли. Пришли в кабинет, а там – ни кушетки тебе, ни весов, ни шкафа с таблетками. Стол дубовый стоит, кресла кожаные, ковры на полу лежат. Я на галоши свои глянул, так стыдно стало. Снял потихоньку, и у входа оставил. Мужик уселся за стол, я напротив примостился.

Ну-с, говорит, с чем пожаловали? А я по сторонам-то гляжу, никак понять не могу – врач он или кто? Думаю – спрошу в лоб. Какой, говорю, специальности вы, уважаемый?

Тот и глазом не моргнул – я, говорит, менеджер. Я брови-то нахмурил – чего, говорю, ты со мной тогда беседу ведешь? Мне ж врач нужен. Давай, веди меня к врачу. Ты менеджер, я – тракторист, про какие болячки нам с тобой разговаривать?

А он смеется, аж заливается – видать, я чушь какую-то несусветную сказанул. Ты, говорит, дед, давно в платной больнице был? Нет, отвечаю, в первый раз припёрся. Ну, говорит менеджер, тогда слушай. У нас тут щас порядки другие – сперва надо с менеджером поговорить, и только потом с врачами. А скорее всего, с врачами и не придется. Я сам, говорит, с ними поговорю, подберу тебе нужного специалиста – по голове там, или желудку, или нервам – всякие у нас есть.

Тут до меня дошло: видать, менеджер – заместо терапевта. Ну, в районной раньше так было. Чего бы не болело – прёшься к терапевту, он уже перенаправит. Мол, откуда ты, старый хрыч, можешь знать, невролог тебе нужен, али проктолог, если у тебя болит чуть ниже спины, когда в седло садишься.

Спрашиваю прямо – ты что, терапевт? Опять смеется – дед, говорит, больно много ты вопросов задаешь, шпиён, что ли? Я под дурака закосил – мол, да куда мне, просто старый я, давно в больницах не бывал, не знаю, как тут всё устроено. К врачу бы мне.

Он, видать, психовать уже начал – устал смеяться. Давай, говорит, рассказывай, что у тебя болит. А я тебе план лечения накидаю, процедуры, анализы, обследования. А врачи исполнят то, что я напишу.

Я не унимаюсь – как ты, говорю, мне план лечения напишешь, если ты не врач? Нешто в вашем менеджерском ПТУ учат, какими таблетками что лечить? Он уже дергаться начал – говорит, там всему учат. Менеджер – он, навроде, универсал. Куда его ни сунь – везде на лапки встанет, как кошка. Надо – план лечения составит. Придется – план проехта накидает. Припрёт – функциональные требования напишет. Пойдет такая пьянка – и примерную смету на строительство космодрома составит.

Сейчас, говорит, везде так. Менеджер задачу снимает, потом специалистам передает. А те исполняют. Ну, могут и повякать, конечно, если совсем ерунда написана – менеджер скорректирует. Это, говорит, называется гибкий подход. Как у червяков, что ли?

Так что давай, дед, не конопать мне мозги больше – рассказывай, чем болеешь. Подумал я, и решил – начну с малого, разобраться хочу, чего тут у них как. Кашляю, говорю. Менеджер чего-то записал, опять на меня смотрит. Я молчу. Всё, что ли, говорит? Всё – отвечаю.

Он тяжко вздохнул, подумал маленько, встал и пошел к двери – не той, через которую заходили, а с другой стороны. Остановился в дверях-то, говорит – чувствуйте себя, как дома, Фома Кузьмич, если пить захотите – в колидоре вода есть. И вышел.

А я за ним следом, мышкой, мышкой. Выглянул – идет по коридору, не оглядывается. Через две двери остановился, и зашел в ту, что справа была. Я подбежал, смотрю – написано «Ординаторская». А рядом – диванчик, и банка с водой, вставленная сверху в крантик – ну прям как у нас умывальники уличные. Только надо не снизу, а спереди нажать, чтоб вода полилась.

Сел, и слушаю – там ржут, как кони, в ординаторской-то. Сеня, говорят, ты – придурок. Что значит «кашляю»? Ну, сухой кашель, али мокрый? Утром, или перед сном, или ночью будит? С кровью, или сопли только вылетают? Сеня лопочет что-то, мол кашель и есть кашель, а те еще сильнее ржут – говорят, если дед старый, то поди последнее выкашливает, а ты тут мозги нам конопатишь. Сеня вроде как спросил, чего назначить-то, ему кто-то голосистый отвечает – иди, томографию назначай, ты ж гениальный продавец у нас, лишь бы комиссионные урвать. Тем более, если поликлиника плотит.

Ну, думаю, надо вернуться на исходную позицию – убежал в кабинет, дверку прикрыл, сел и сижу. Приходит Сеня – щеки зардели, глазки бегают, сел в кресло, отдышался. Говорит – от специалистов пара вопросов поступила, для уточнения поставленного мной диагноза. Кашель – сухой или мокрый? А всякий, говорю – утром мокрый, вечером сухой. Сеня про кровь спросил – нет, говорю, отродясь такого не было.

Сеня чего-то записал, помолчал малёхо, и выдает: ну всё, Фома Кузьмич, план лечения я прикинул. Вам нужна томография, полный анализ крови, УЗИ сердца, почек и мочевого пузыря, рентген зубов, биопсия, и витаминчики, говорит, сразу выпишу. У меня аж челюсть отвалилась – благо, своя еще, а то неудобно получилось бы.

Говорю, милый мой, ты меня за кого держишь-то? Я хоть и старый, а знаю, как кашель лечить. Вон, таблетки от него рублёв за двадцать продаются. Тут Сеню и понесло…

Вот, говорит, все так думают, что лучше знают, как болячки лечить. Начинают с кашля, но толковых специалистов не спрашивают, и долечиваются до того, что шагу ступить не могут. Не надо, говорит, на здоровье экономить. Слушайте толковых специалистов, и если говорят, что надо МРТ и витаминчики – то не вякай, мол, а оплачивай и делай.

Я не унимаюсь – ты, говорю, Сеня, извини меня, но дай хоть с врачами-то поговорить! Ты ведь в болячках ни в зуб ногой! Даже я больше знаю! Хочешь, говорю, я тебе покажу, где на сонную артерию нажать, чтобы ты полчаса проспал? Сеня, видать, маленько струхнул, или не связываться решил – ладно, говорит, еще раз спрошу. А ты, дед, что-нибудь уточни про свой кашель.

Я минутку покумекал, чего б такое сказануть-то, и тут дошло – надо сказать так, чтобы, если Зина там, то поняла бы. Думал, думал, и говорю – Сеня, скажи им, что я кашляю, будто шишабарку проглотил. Чего, переспрашивает? Шишабарку, говорю и киваю. Врачи, мол, поймут. Тот плечиками толстенькими пожал, и опять пошел в ординаторскую, а я за ним.

Сидел, сидел – не ржут в этот раз. Так ничего и не расслышал, даже прозевал возвращение Сени – пришлось быстренько стакан схватить, и будто бы воды наливать. Тот встал надо мной, и спрашивает – слушай, дед, а ты не из Макарово, случайно? Киваю, мол, да.

Пошли, говорит. Тут один из специалистов хочет с тобой поговорить. Ну, я уже знал, который. Зина, конечно.

Привел он меня в нормальный, врачебный кабинет, я как Зину увидел, так лыбиться начал, что чуть рот не порвался. Но виду не показал – зашел, сел, молчу. А Сеня рядом уселся. Зина смотрит на меня, улыбается тихонько, потом как гаркнет на Сеню – чего расселся? Вали отсюда! Тот спорить начал, мол он мой менеджер, и без него нельзя со мной разговаривать, так она его быстро приструнила – врачебную тайну, говорит, никто еще не отменял. Сеня не нашелся, чего возразить-то, и свалил.

Ну, обнялись, как положено. Только грустная она, какая-то. Сели, разговариваем. Уехала, говорит, потому что надоело. Плотят в деревне мало – там ведь больницы нет, она чуть ли не общественных началах работала, а уже почти сорок лет. Замуж не выйти – за кого, в деревне-то? Алкашня одна, а кто не пьет – все заняты.

Долго, говорит, думала. Хотела с народом посоветоваться, но не решилась – знала, что уговаривать будут, и поддастся она. Потому и уехала ночью, на попутке, телефон сразу поменяла, чтоб названивать не начали.

Я слезу пустил – Зина, говорю, а мы-то как без тебя? Нам что делать? В город, что ли, ездить? Так тут видишь, как всё – в поликлинике не дождешься, помрёшь, пока примут. А в платной – менеджер, получку за год отдашь, чтобы фурункул вылечить. А ты, Зина, календулой попоишь, и через два дня всё пройдет. Кто в городе про календулу-то знает?

Тут и Зина разревелась. Встала, дверь закрыла на ключ – видать, чтобы Сеня не ворвался. Пойми ты меня, говорит, Михалыч. Ну не могу я больше! Всё понимаю, вам всем хорошо в деревне, вам там нравится, вы при деле, у вас корни там, а у меня кто? Никого. Как приехала, когда-то, по дурости, еще по распределению, думала – деревня, воздух, люди хорошие. Ну, положим, люди-то хорошие, и ко мне относятся, как в родной, и воздух – живой. И всё?

У меня ведь знакомые есть, с института медицинского – они все в городе, полдня в поликлинике, чтобы связи не терять, и диссертации там писать, а полдня – в платной, где зашибают в разы больше. Все при квартирах, при машинах, на море ездят регулярно. А те, что на севере, так по двести тыщ уже давно имеют, в месяц. Я аж поперхнулся – у нас вся деревня столько не получает.

Хочу, говорит, пожить нормально, по-людски. Напоследок, как говорится. Я уж и спорить с ней перестал – понимать, вроде как, начал. Говорю – а что, получается у тебя тут? Зина заулыбалась, рукой махнула, смеется – не боись, Михалыч, где наша не пропадала.

Меня тут, говорит, главным диагностом назначили. Это, стало быть, значит, что я болячки быстрее и лучше всех определять умею. Ну так, ясное дело – в деревне-то всё на глазок приходилось делать, хоть простуда, хоть перелом, хоть заворот кишок. Так наловчилась, что и анализы не нужны – тем более, что взять их нет возможности.

Сначала переживала – тут, поди, видал, какое всё? Томографии там, УЗИ, специальностей немеряно – а я просто врач. При приеме на работу даже толком специальность назвать не смогла – назвалась терапевтом, как в дипломе-то. А как пошли пациенты – сходу диагноз ставлю, даже по тому описанию, что Сеня приносит.

Тут я не удержался – спросил, что за Сеня. Говорит, вот это вообще дурь полная, недавно придумали. Директор ихний куды-то в Москву съездил, наслушался там, и решил, что прием сразу у врача – прошлый век. Мол, врач – он как ребенок. Придет к нему человек с кашлем, врач выпишет таблетки и отправит с Богом. Пациент-то оплотит только прием, даже таблетки покупать не станет – мол, дорого у нас. Вот продажи и никакие почти – директор сказал «мы просто продаем свое время». А надо, вроде как, продавать больше.

И придумал – менеджера посадить. Тот человек толковый, не станет продавать только то, что нужно – обязательно впарит, как он сказал, сопутствующие товары. Позвал к нам, значит, программистов, маркетологов, те какую-то программу поставили, и хотели нас заставить вбивать все назначения, за все годы – чтобы понять, кому что можно впарить.

Мы, конечно, взбеленились, пригрозились, что уйдем – обошлось, наняли студентов из меда, те чуть ли не за хлеб всё заколотили. Маркетологи эти покумекали, и составили нам таблички – Зина достала, показала. Там, значит, написала болячка, и перечислено, чего к ней добавить можно.

А еще есть отдельные карточки-пугалки, даже врачей заставили их выучить. Мол, если кашель, то надо рассказать все болезни, при которых энтот кашель-то бывает. И рак приплетут, и сердце, говорят, согласно последним исследованиям, может кашель вызывать. А главное – всем томографию продавать, как самое последнее и лучшее достижение мировой медицины. Вообще, Зина сказала, штука действительно полезная, может болячки сама находить, но больно дорогая. А директору за аппарат деньги вернуть надо, вот и старается.

Но не пошло, с врачами-то. Ну не могут они томографию назначать, если у человека порез на пальце нагноился или сыпь от клубники на лице. Вот и отделили больных от врачей, поставили менеджеров. Сеня – вроде как лучший. Раньше, говорят, с программистами работал, знает это дело – там ведь такая же беда. Хороший программист, мол, как врач – знает лечение быстрее, чем человек расскажет, что у него случилось. Вот и лечит, задешево, а конторе почти никакой выгоды.

С другой стороны, говорит Зина, так даже проще. Многие врачи тупеть стали на глазах, а новые, из института – радуются, как дети. Думать-то не надо больше, просто исполняй. Назначил менеджер капельницу поставить – будь добр, не задавай вопросов, улыбайся и втыкай иголку. Некоторые врачи вообще разучились диагноз ставить, и хоть что-то понимать в лечении. Скоро станут, как медсестры – отродясь именно они так работали.

Ну и специализация у многих поехала. Если раньше врач был, там, хирург, так он и был хирург. И резать мог, и кости вправлять, и аппендицит определять, и грыжу без скальпеля вылечить. А сейчас – ему чуть ли не бумажку пишут, где и что надо разрезать, как потом зашить, и что там внутри промыть надо, или какой приборчик вставить. Ну, навроде рабочих в цехе стали, что на конвейере работают – мозгом вообще не пользуются. Так, что погано, мозг-то отключается быстро, когда не то, что историю болезни – даже пациента целиком не видишь. Только участочек, в который тебя менеджер носом натыкал.

Я опять за свое – мол, раз так плохо, айда к нам опять! Ну, придумаем мы что-нибудь с деньгами. С председателем поговорю, может выбьет тебе получку побольше, или там, не знаю, как сельскому врачу доплотят. Нет, ни в какую.

Зина говорит, что еще немного подкопит, и свою больницу открыть хочет. Начнет с одного кабинета, сама будет принимать. Говорит, не ты один такой, Михалыч, кому здешние порядки не нравятся. Многие больные жалуются, что до врачей дойти не могут, а денег отдают, как за ремонт двигателя. Проще лечь и помереть.

Нашла, говорит, среди врачей единомышленников – тех, что постарше, помнят еще клятву Гиппократа, и какое-то там незабываемое чувство – ну, когда больной, узнав, что надо лишь таблетки пропить, так искренне улыбается, как, наверное, только в детстве улыбался, когда подарок под елкой находил. Это, говорит Зина, никакими деньгами не заменишь.

Тут я опять встрял – Зина, мол, мы тебе в деревне так наулыбаемся, устанешь удивляться! Не поддается. Опять слезу пустила – не могу, и всё. Хочу и денег заработать, и людям помогать, вот хоть убей.

Тут я сообразил – Зина, говорю, а может, мы к тебе тогда лечиться будем ездить? Ну, когда кабинет свой откроешь. Или, может, ты к нам? Раз в неделю там, или как? А?

Видать, не думала она об этом – глаза сразу высохли, заулыбалась, закивала. Точно, говорит, Михалыч! Чего это я не подумала! Только это… Я ж за деньги собираюсь лечить, а у вас в деревне…

О, говорю, не бойся! Ты ж теперь городская, у тебя ни картошки своей, ни мяса, ни зеленушки, даже браги взять негде! Так мы тебя обеспечим, Зинуль – ты нас знаешь, у нас самое свежее, без химии, с огорода! Денег нет, так хоть накормим тебя, до отвала! Еще и на продажу останется.

Нет, говорит, тут уж увольте – я врач, а не торгаш. Но мысля хорошая. Особенно, если транспортом обеспечим – привезем из города, денёк полечит, обратно с гостинцами уедет. Я побожился, что всё организую. На том и порешили.

Еще немного посидели, повспоминали старое, чайку попили. Хорошо, говорит, ты, Михалыч, про шишабарку-то придумал. Я сразу поняла, что из Макарово кто-то, и точно – ко мне. Откуда иначе деньги на платную больницу?

— Ну вот, дальше вы знаете. – закончил рассказ Михалыч. Достал очередную папиросу, прикурил, и с чувством выполненного долга уставился на проплывавшие над деревней облака.

— Ну ты, Михалыч, шишабарка… — с улыбкой сказала председатель. – Пойдешь ко мне в заместители? Нам бы еще мост отремонтировать, договоришься поди, съездишь, в город-то?

— Избави Господи. – картинно перекрестился Михалыч. – Хватит с меня. В последний раз Родину спасал.

— Молодец! Молодец, Михалыч! Ну ты даёшь! – раздались крики из толпы. – С меня шкалик! Я первый к Зине!

Но Михалыч уже не слушал. Потихоньку пробрался мимо Кировца, и зашагал домой.